13 июля 2012 - Интервью с Архиепископом Лонгиным

Беседа с архиепископом Клинским Лонгиным, викарием Московской епархии, представителем Русской Православной Церкви в Германии

— Владыка, расскажите о Вашем детстве и о жизни в родительской семье.

— Родился я в 1946 г. в семье русских эмигрантов, в Финляндии, в городе Хельсинки. Мой отец, выпускник офицерского училища царской армии Владимир Дмитриевич Талыпин, родился и жил в Санкт-Петербурге. Его отец, полковник запаса царской армии, до революции занимал должность поверенного Банка взаимного кредита. Моя мать, дочь почетного гражданина г. Выборга коммерческого советника Александра Константиновича Яковлева, Татьяна Александровна Яковлева, родилась и проживала до большевистской революции 1917 года в г. Выборге. После революции мой отец и его семейство перешли финскую границу и очутились на Карельском перешейке, где у них в местечке Райвола была своя дача. Там они жили до начала советско-финской войны 1939 года, а затем мои родители переехали с Карельского перешейка в Хельсинки, где родился я. После революцииотец, конечно, должен был искать новые возможности к существованию. До войны он работал шофером, а после войны трудился на фабрике, чтобы прокормить свою семью, которая состояла из него, мамы, моего старшего брата Льва и меня. Мы жили очень бедно в маленькой однокомнатной квартирке. Детство проходило среди финского окружения, однако у родителей было очень много русских знакомых и друзей, которые собирались на все праздники в маленькой однокомнатной квартирке. Помню, как мы, мальчишки, лежали на двухэтажной кровати и смотрели на гостей, как те веселятся за столом. Немного позднее, в 1956 году, нам удалось получить двухкомнатную квартиру, после чего стало немного легче. В школу я начал ходить в Хельсинки. Окончил четыре класса так называемой «народной школы», поступил в гимназию и окончил там пять классов. Затем надо было идти работать, поскольку финансовое положение семьи было трудным.

— Кого же из духовных наставников Вы запомнили в первые годы церковной жизни ?

— Когда я еще ребенком ездил в Ново-Валаамский монастырь, то встречался с иеромонахом Симфорианом, впоследствии игуменом и архимандритом. Он и руководил мною в первые годы моей церковной жизни. Меня с детства влекло в храм Божий. Я постоянно посещал с родителями богослужения в Свято-Троицком или в Успенском кафедральных соборах. Эти храмы принадлежали Финляндской Автономной Православной Церкви. Когда мне исполнилось восемь лет, я стал постоянно прислуживать в Успенском кафедральном соборе. Настоятелем этого прихода был отец Михаил Казанский, отец и дед которого в свое время служили в православном храме в Штутгарте. Отец Михаил, как и его брат, родился в Германии. Уже с детских лет мне приходилось быть пономарем и посошником у многих гостей, которые приезжали из разных стран. После того как в 1956 г. возобновились молитвенное общение между Финляндской и Русской Православными Церквями, я часто прислуживал посошником у приснопамятного митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича) и других иерархов, приезжавших в Финляндию. В 1957 году я впервые посетил Ново-Валаамский монастырь и познакомился со многими старцами, которые после финско-советской войны переехали со Старого Валаама на Ладожском озере в Финляндию, вХейнявеси, где монастырь приобрел себе поместье Папиниеми (в переводе «священнический полуостров»). На протяжении некоторого времени я ездил туда каждое лето, таким образом, у меня сложились хорошие отношения с монахами Старого Валаама, а также Коневского монастыря, насельники которого также жили в Ново-Валаамском монастыре. В 1963 году Финляндию с официальным визитом посетил Митрополит Ленинградский и Ладожский Никодим (Ротов), на богослужениях у которого я также стоял с посохом. Владыка Никодим предложил мне начать учиться в Ленинградских духовных школах. Но, поскольку сначала надо было отбыть воинскую повинность, мы отложили учёбу на более позднее время. В 1964 году на конференцию в Финляндию прибыл с официальным визитом митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен (Извеков). Его сопровождали епископ Димитровский Филарет (Денисенко) и архимандрит Ювеналий (Поярков). С тех пор мои контакты с духовенством и иерархами Московского Патриархата стали более частыми.

— И уже в те годы у Вас зародилось желание стать священнослужителем под управлением Московского Патриархата, а не в РПЦЗ?!

— Как известно, в мире существует единая Русская Православная Церковь. В те годы РПЦЗ не имела молитвенного общения в Матерью-Церковью и с другими поместными православным церквями, поэтому невозможно было и думать о том, чтобы присоединиться к Церкви, которая даже не имела в Финляндии, где я жил, ни одного прихода и не общалась с Русской Православной Церковью Московского Патриархата. Однако еще со времен моего юношества у меня сложились, можно сказать, хорошие отношения с Зарубежной церковью. Я неоднократно обращался туда за духовной литературой, получал её, переправлял в Советский Союз, в духовные училища, многим частным лицам. Я внимательно следил за жизнью РПЦЗ, хотя она и существовала вне Матери-Церкви. Но официальных контактов у меня с её представителями не было, кроме того, как я уже отметил, ни на территории Финляндии, ни на территории прочих скандинавских стран, за исключением Дании, РПЦЗ не имела своих приходов.

— И когда же впервые Вам удалось посетить страну Советов и чем тогда запомнились Вам ее города?

— Это случилось в январе 1966 года по окончании моей службы в армии. На Рождество по приглашению митрополита Никодима я впервые прибыл в Советский Союз, посетил Москву и Ленинград. В городе на Неве я познакомился с молодым человеком – Владимиром Михайловичем Гундяевым — будущим Патриархом. У меня была возможность посетить Свято-Троицкую Сергиеву Лавру под Москвой и даже побывать в Псково-Печерском монастыре. По мнению владыки Никодима, мне необходимо было учиться, и он вновь пригласил меня в Ленинградскую духовную семинарию. Тогдашний глава Финляндской Православной Церкви архиепископ Павел (Олмари, бывший Гусев) не поддержал моего желания учиться в Ленинграде, хотя он и был русским по происхождению. Он старался всё переделывать на финский лад, считая, что русский и славянский языки духовенству не нужны, а богослужебным языком должен быть финский. А вот епископ Хельсинский, старец, Александр сказал мне: «Юра, поезжайте учиться. Раз Владыка Никодим приглашает учиться, то поезжайте. В Хельсинки будет нужен священник, знающий русские традиции и церковно-славянский язык». В те годы мне необходимо было ещё и работать, поэтому учиться в Ленинградской духовной семинарии я стал заочно. Позже духовное образование я продолжил в академии. Учился у знаменитых профессоров – протоиерея Ливерия Воронова, Льва Парисского, Николая Успенского. Очень многое в плане практического руководства я получил у моего духовного наставника, аввы, митрополита Никодима.Он руководил мудро: когда было нужно — наказывал, а когда и миловал. Помню, уже c самых первых месяцев моей учебы по приезду в Ленинград он благословил мне прислуживать во второй паре иподиаконов. А вот в первой паре иподиаконов состояли тогда Володя Гундяев (нынешний Патриарх) и Игорь Толстихин.

— А монашеский постриг Вы тоже приняли в Ленинграде?

— Да, это значимое в моей жизни событие произошло в 1969 году на Пасху, в Страстную пятницу, а в Пасхальную ночь, 13 апреля 1969, в Николо-Богоявленском Морском соборе в Ленинграде меня рукоположили во иеродиакона. Пять недель спустя, в Неделю о Слепом, я был рукоположен в иеромонахи. В то время я работал в японском посольстве в Финляндии. После моей хиротонии владыка Никодим назначил меня вторым священником в Покровскую Патриаршую общину в городе Хельсинки.Светскую работу и служение священником совмещать было невозможно, поэтому я ушёл с дипломатической должности и стал совершать богослужения в Покровском, а впоследствии, в Никольском храмах — приходах, принадлежавших Московскому Патриархату. Одновременно по благословению митрополита Никодима и Святейшего Патриарха Алексия I я стал заочно учиться в Ленинградской духовной академии.Окончив ее в 1974 году, был назначен профессорским стипендиатом, однако состояние здоровья настоятеля нашего прихода в Хельсинки не дало мне возможности продвигаться дальше в научной работе. Всё больше и больше времени я уделял богослужениям. В 1978 году приходским собранием я был избран настоятелем Покровского патриаршего прихода города Хельсинки и назначен митрополитом Никодимом на эту должность с возведением во игумена.

— Чем особенным запомнился период Вашего служения в Хельсинки?

— В первую очередь, — постоянно возносимыми молитвами. Наш храм в Хельсинки был единственным храмом в Западной Европе, где богослужения совершались ежедневно. Мы принимали сорокоусты со всего мира. Получали просьбы молиться об усопших из Франции, из Бельгии, даже из Советского Союза, и богослужения совершались постоянно. Это было время настоящей молитвы, частые посещения больных на дому, в больницах, в домах престарелых — это была настоящая пастырская деятельность. И благодаря тому, что были прихожане, которые пели на богослужениях, помогали мне, я чувствовал себя полноправным пастырем. Забегаю вперед, отмечу, что по переезде в Дюссельдорф, этого чувства там не испытал. Да, был только храм, были иконы на его стенах, но… не было верующих и той молитвы, которая творилась в Хельсинском храме.

— И после служения в Финляндии Москва направила Вас в Германию? А Вы в своем отечестве тоже говорили в семье или школе на немецком языке?

— Спустя год после утверждения меня в должности настоятеля, во время моей очередной поездки в Россию митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, тогдашний председатель Отдела внешних церковных сношений, поинтересовался, владею ли я немецким языком? Поскольку моя бабушка, прибалтийская немка Эльза Карловна фон Розендаль, разговаривала у нас дома с моими родителями по-немецки, многие думали в России, что и я тоже могу общаться на немецком языке. Но мое знание этого языка ограничивалось рамками школьной программы. Я никогда не хотел изучать языки. Я прямо так и сказал, что языки мне не нужны, и хочу изучать только богослужение. Владыка Ювеналий мыслил иначе: языки знать необходимо, а для этого их нужно основательно изучать. Вскоре, 16 ноября 1979 года, пришла телеграмма, известившая о том, что игумену Лонгину, настоятелю Покровского патриаршего прихода г. Хельсинки, надлежит быть благочинным Дюссельдорфской епархии, и что возведение в архимандриты произойдет в Москве. Для меня это было полной неожиданностью, поскольку мой отец находился тогда при смерти. Когда я связался по телефону с Москвой, мне сказали, что надо срочно ехать в Дюссельдорф, поскольку архиепископ Дюссельдорфский Алексий (ван дер Менсбрюгге) находится в старческом доме и очень болен, а немецкие власти не разрешают никому с советским паспортом занять должность священника в этом городе. Итак, мне пришлось срочно ехать сначала в Москву. В Новодевичьем монастыре 3 декабря 1979 года меня возвели в архимандриты, а 5 декабря я уже прибыл в Дюссельдорф. Вскоре, правда, пришлось вернуться обратно в Хельсинки, поскольку мой отец скончался. Архиепископ Выборгский Кирилл (Гундяев) приехал в Хельсинки отпеть моего покойного родителя. После похорон я снова вернулся в Дюссельдорф. И потом ещё долго ездил по такому треугольнику – Дюссельдорф, Москва, Хельсинки и снова Дюссельдорф. Немецкие власти долго не давали мне разрешение на пребывание в Германии.

— Как переживали Вы те времена в Германии, когда в советские времена на батюшек обрушивались обвинения и поношения в пособничестве КГБ и Советам?

— Скажу так — со смирением, не будучи замешанным в том, в чём обвиняли. Ведь кто обвинял – те люди, которые не знали реальной ситуации и не имели христианской любви к ближнему. Если бы такие обвинители знали, сколько священникам пришлось пережить, служа в России и общаясь в принудительном порядке с представителями КГБ и партийных органов, то они, наверное, вели бы себя по-другому.

— Вам довелось служить не только на немецкой земле, но, вероятно, и в других европейских странах?

— После служения в Финляндии, затем в Германии я получил благословение нашего священноначалия открыть приходы в Дании и окормлять их там . Я часто ездил в Данию, совершал там богослужения. В 2000 году мне было поручено посетить Исландию и ознакомиться там с положением православных верующих. В 2001 году по благословению нашего церковного руководства я открыл там приход, который поначалу сам и окормлял.

— С какой же целью было создано Представительство Русской Православной Церкви в 1993 году , если в Берлине уже существовала православная епархия? Далеко не всем в Германии известно, чем занимаетесь лично Вы на ниве православия в Дюссельдорфе.

— В конце 80-х годов я неоднократно обращался к нашему церковному руководству с просьбой объединить три епархии Русской Православной Церкви на территории Германии в одну. Мне отвечали, что это невозможно, поскольку ГДР – это самостоятельное государство, и, кроме того, в южной части Западной Германии проживал известный церковный деятель митрополит Венский и Австрийский Ириней (Зуземиль), управляющий Баденской епархией. Говорили, что надо подождать. И вот, наконец, после объединения двух немецких государств Святейший Патриарх Алексий II сообщил мне, что теперь мы можем объединить епархии. «И Вы, Владыка, поедете в Берлин и будете возглавлять епархию», добавил он. Но я отказался от этого предложения. Почему? Дело в том, что с конца 80-х годов мы из Дюссельдорфа постоянно посылали в Советский Союз гуманитарную помощь. У нас был свой грузовик, я сам на нем ездил, собирал «гуманитарку». Мы координировали пересылку этой помощи. И для меня было практически невозможно взять на себя дополнительное бремя окормления всех наших приходов. Я просил Святейшего Патриарха, чтобы он оставил меня в Дюссельдорфе в качестве настоятеля прихода Покрова Пресвятой Богородицы, чтобы я мог заниматься контактами с другими церквами, с правительством, политическими партиями и гуманитарными организациями. На моё прошение последовало согласие Его Святейшества, и в декабре 1992 г., когда все три епархии были объединены воедино, я был назначен викарием Московской епархии и одновременно настоятелем ставропигиального Покровского прихода. Со временем у меня прибавилось церковной дипломатической работы, и Священный Синод постановил в 1995 году назначить меня официальным представителем Русской Православной Церкви в Германии. Чтобы избежать неправильной трактовки того, в чем заключается моя деятельность, мне было предписано налаживать и поддерживать контакты с другими Церквями, политическими партиями, федеральным правительством Германии, средствами массовой информации, и, разумеется, дальше заниматься вопросами гуманитарной помощи. В 1995 г. я был избран членом президиума и центрального комитета Конференции Европейских Церквей и стал напрямую заниматься контактами с экуменическими международными организациями. Такова была моя работа. Фактически, кроме деятельности в Конференции Европейских Церквей (сотрудничество Русской Православной Церкви с этой организацией было остановлено в 2009 году), я занимаюсь всеми этими делами настолько активно, насколько позволяет мне мое здоровье. К сожалению, надо принимать во внимание, что я перенес большое количество операций, и не могу нести ту нагрузку, которую должен нести, скажем, епархиальный архиерей. Я представляю Святейшего Патриарха там, куда он меня направляет.

— Какие особенности или трудности встречаете Вы в своей пастырской деятельности в Дюссельдорфе?

.- Если говорить об особенностях, то служение за пределами российских границ, конечно, значительно отличается от служения в самой России, где много людей, помогающих Церкви и принимающих активное участие в богослужениях. Когда я впервые приехал в Дюссельдорф, то в приходе насчитал всего шесть человек. Не было даже прислужника. Потом появился пономарь. И хотя интерес к духовной жизни у верующих был, но не было, к примеру, прислужников и певчих, которые могли бы приходить в будни, чтобы и среди недели служба сопровождалась пением церковного хора.Наш храм Покрова Пресвятой Богородицы в Дюссельдорфе расположен в бывшем небольшом католическом монастыре, который Московская Патриархия приобрела несколько лет назад. Этот монастырь был предназначен для проживания 8-10 монахинь, и сегодня маленький храм не может вместить всех желающих. Храм расположен на втором этаже, что создает свои ограничения. На богослужения приходит гораздо меньше человек, нежели хотелось бы, поскольку храм не может всех вместить. Эти трудности мы испытываем особенно во время больших церковных праздников, как Рождество, Крещение, Пасха, Святая Троица и т.д. Многие не приходят в храм, мотивируя тем, что не желают стоять молиться, стоя на лестнице или во дворе.

— Ваша домовая церковь в Дюссельдорфе уже не вмещает многие сотни прихожан. Надеетесь ли Вы построить в городе большой храм?

— Мы надеемся, что нам удастся, в конце концов, добиться того, к чему мы стремимся более 15-ти лет, а именно: постройки нового большого храма в Дюссельдорфе.Ведь наша Покровская церковь очень маленькая, поэтому самое заветное наше желание — построить больший храм, настоящий культурно-духовный центр в Дюссельдорфе. Ведь Москва и Дюссельдорф – это города-побратимы. К сожалению, очень трудно найти спонсоров. Кроме того, у нас есть ещё одна мечта – основать в Германии небольшую женскую монашескую общину и начать создавать социальную службу по примеру немецких «Caritas», «Diakonie» под патронажем Русской Православной Церкви. В Германии стареет эмиграция из России и других постсоветских республик и она нуждается в элементарном уходе и заботе православных людей.Но пока ещё рано конкретно говорить об этом, потому что наши планы ещё не достаточно тщательно разработаны и не представлены церковному священноначалию на рассмотрение.

— Если сравнить то время, когда Вы впервые приехали в Германию, с настоящим, что изменилось в стране в духовно-нравственном отношении?

— Если говорить о том времени, то опять же прихожан было …три бабушки в два ряда. Позднее, правда, количество верующих стало расти. Меня называли агентом КГБ, шпионом, «красным» и т.д., было очень трудно служить, потому что русские верующие боялись приходить в храм. А когда паствы нет, то, можно сказать, служишь только Богу. Люди приходили в храм лишь тогда, когда надо было отслужить какую-либо требу. Что же касается сегодняшнего времени, то сейчас возрос интерес к религиозному образованию, верующие слушают доклады, покупают духовную литературу, больше читают, начинают понимать, что необходимо нравственно меняться, жить по заповедям Божьим.

— Как Вы оцениваете интерес молодежи Германии к вере вообще и к православной — в частности?

— Вообще молодежь, по моему мнению, в настоящее время антирелигиозна. Мало интересуется религией, больше – разными увеселениями, пиршествами, танцами, компьютером. Молодые люди мало задумываются о том, что есть Бог, забывают о том, что когда-нибудь каждый из нас предстанет перед Царем Славы и даст ответ о прожитой жизни. Что касается нашей русскоязычной молодежи, то мы видим, что молодые люди возраста от 15-ти лет и старше всё меньше посещают храм. Стыдятся иногда даже сказать друзьям, что были на богослужении. Им проще сказать, что ходил на футбол, в кино, либо сидел дома и играл с компьютером. Детей же в храм приходит много. Мы этому очень рады. Для них у нас действует уже много лет воскресная школа.

— Знакомы ли Вы деятельностью Свято-Князь-Владимирского Братства в нашей стране?

— С Братством я познакомился через его бывшего председателя Глеба Александровича Рара. Помню, в рамках 1000-летия крещения Руси приехал в Германию хор Московской Духовной академии под руководством архимандрита Матфея. Тогда состоялась моя первая встреча с Глебом Александровичем, затем эти контакты продолжились. Я считаю, что Братство проделало в свое время очень большую работу. Оно продолжило всё то, что во славу Божию начал его основатель протоиерей Алексий Мальцев. Будем надеяться, что Братство будет и дальше трудиться и помогать нуждающимся.

— Как и когда возникла идея возведения православной часовни-памятника в Дахау?

— Еще в 80-х — начале 90-х годов я неоднократно бывал в Дахау, в бывшем концлагере, и всегда задумывался, почему же здесь отсутствует православный храм или часовня – имеются евангелическая церковь, католический монастырь, синагога. Для меня было очевидным, что православным христианам также необходимо построить часовню-памятник в память тех жертв, которые пострадали не только в Дахау, но и в других концлагерях. Поэтому я обратился с этой инициативой к руководству мемориального центра в Дахау и получил от него очень вежливое письмо с предложением обсудить этот вопрос в Министерстве культуры и просвещения Баварии. Именно с ним я и контактировал впоследствии. И когда с немецкой стороны было получено принципиальное согласие на постройку храма, я проинформировал Российское посольство и заручился его поддержкой. Затем сообщил об этой инициативе нашему церковному руководству в Москве. Эта часовня была изготовлена в России , привезена в Дахау, а солдаты Западной группы войск Советской Армии сложили её. Таким образом, у нас появилась постоянное место для совершения богослужений. Иконы для этой часовни были написаны нашей иконописицей Ангелой Хойзер. Поскольку это необычные иконы, готовые эскизы одной из них были показаны покойному Святейшему Патриарху Алексию II. Святейший Патриарх долго смотрел на них, а потом со слезами на глазах сказал: «Вы передали именно то, что действительно происходило в этих лагерях. Это будет прекрасная икона, и Вы должны ее написать». И г-жа Хойзер написала эту икону. А когда в 1995 году Святейший Патриарх посетил Германию, он освятил эту икону.

— На всех своих постах Вам приходилось встречаться со многими церковными и религиозными деятелями. О ком бы Вы желали сейчас вспомнить?

— В жизни мне приходилось встречаться со многими известными деятелями. Из православных необходимо отметить покойного Святейшего Патриарха Алексия I, Святейшего Патриарха Пимена, который был большим молитвенником. Кстати, совершенно неверно, что его сейчас представляют агентом КГБ. Этот человек страдал за Церковь, сам пережил очень много тяжелых моментов и переживал за Церковь больше, чем многие думают. А Святейший Патриарх Алексий II очень много потрудился на благо нашей Церкви после распада Советского Союза. Святейший Патриарх Кирилл продолжает и углубляет ту работу, которую начал его предшественник. Не могу забыть Блаженнейшего Патриарха Иерусалимского Диодора, Архиепископа Макария, который приезжал в Финляндию и в Россию. В Финляндии я его застал еще тогда, когда был посошником, а в России — уже священником. Очень глубокое впечатление произвёл на меня Святейший Патриарх Болгарский Кирилл, глава Евангелической Церкви Финляндии Архиепископ Мартти Симвоеки. Этот человек ростом в два метра был великим молитвенником. Будучи иеромонахом, я приезжал к нему в Финляндию по разным вопросам. Встречая меня, он всегда говорил: «Пойдем, отец Лонгин, помолимся, что ты хорошо доехал». И вот мы начинали мой визит с молитвы в его домашней церкви, после того обсуждали вопросы, а когда наступало время уезжать, он говорил: «Пойдем-пойдем, помолимся, чтобы тебе хорошо возвратиться обратно». Он был глубоко верующим человеком, настоящим другом Русской Православной Церкви. Я сам был этому свидетелем во время богословских собеседований и переговоров между Евангелической Церковью Финляндии и Русской Православной Церковью, в которых принимал участие.

— Что тревожит или беспокоит Вас в современной Церкви Германии и России?

— В Германии, прежде всего, это некая лень у наших верующих, препятствующая им посещать храм Божий, особенно во время вечернего богослужения. Понятно, что некоторым далеко и трудно добраться до церкви. Но, все-таки, мы должны отдавать Богу то, что Ему положено. И я замечаю в некоторых храмах, к сожалению, когда приходят люди, то они не полностью осознают, куда пришли и как следует вести себя в православном храме. У некоторых звонят мобильные телефоны, прочие громко разговаривают во время богослужения. В российских монастырях атмосфера, конечно, более духовная, но бывает и так, что человека, который в первый раз пришел в церковь и не знает толком все тонкости и обряды, не знает как себя вести, — его, к примеру, пожилые прихожанки могут грубо обругать. Немножко больше любви друг к другу – вот этого иногда не хватает нам.

— У Вас никогда не возникало желания написать воспоминания о своей деятельности в Германии?

— Что касается написания своих воспоминаний, то такой идеи у меня не было. Я не писатель. И для чего это нужно? Лучше больше времени уделить молитве, а не писанине. А если кто пишет – ну, что же, это его дело.

— Как должны относиться верующие к тем святым неразделенной Церкви, которых в Германии обильное множество? Их жития почти неизвестны в наших приходах и мало что делается в плане просвещения верующих об этих святых. В Вашем приходе, кажется, уже налажена работа в этом направлении.

— К этим святым необходимо относиться с почтением, уважением и почитанием. Ведь многие из них являются святыми и для православных. Мы не имеем права игнорировать или унижать чувства другого человека, если он в своей Церкви кого-то прославил особым святым? Зачем же мы будем его оскорблять или обижать? Нам нужно относиться к каждому по заповеди «По вере Вашей да будем Вам». Если они не верят – это их дело. А мы будем сохранять свою православную веру. В Германии мы должны свидетельствовать о нашем Православии, но ни в коем случае не смеем, находясь здесь, за рубежом, в меньшинстве, оскорблять других христиан, которые не принадлежат к Православной церкви. Во многих европейских странах прославлены святые западной неразделенной Церкви как местночтимые святые. Нам в Германии тоже надо было бы подумать об этом и просить наше церковное чиноначалие установить праздник поминовения всех общих святых неразделённой Церкви Христовой на территории Германии.

— Благодарю Вас, владыка, за беседу!

— А я желаю всем читателям Божьего благословения, здоровья и хочу только добавить: любите всех, не осуждайте никого, прощайте всем. Если так будете жить, тогда и вам будет куда легче идти по жизненному пути.

Беседовал Анатолий Холодюк

Дюссельдорф – Мюнхен